« - Практически, Петька, я тебе скажу, что, если ты боишься, нам обоим скоро хана. Потому что страх всегда притягивает именно то, чего ты боишься. А если ты ничего не боишься, ты становишься невидим. Лучшая маскировка – это безразличие. Если ты по-настоящему безразличен, никто из тех, кто может причинить тебе зло, про тебя просто не вспомнит и не подумает. Но если ты будешь елозить по стулу, как сейчас, то через пять минут здесь будет полно этих ткачей». (В. Пелевин. Чапаев и Пустота)
Итак, чего же я боюсь? Одиночества и неопределенности. Нет, поставим вопрос иначе – чего я больше боюсь – одиночества или неопределенности? Лет пять назад я ответила «неопределенности». Год назад я ответила «одиночества». И все-таки, что больше? Так и подмывает сказать «неопределенного одиночества» либо же «одинокой неопределенности» - но это уже какой-то бред получается.
«Не плачь, Маша, я здесь, не плачь, солнце взойдет…». (БГ)
читать дальшеОчень хотелось бы полагать себя непризнанным гением, мозги которого устроены так, что он понимает, что его никто не понимает. Однако, это тоже чушь собачья, и все на самом деле обстоит иначе. А как – иначе?
Наверное, так: имеется в наличии обычное, ничем сильно не примечательное существо, предположительно женского пола, с набором заложенных установок (например, что существуют какие-то нормы общественного поведения, что существует какое-то общественное мнение, и что самое ужасное – это когда оно с осуждением смотрит на тебя, поэтому надо вести себя самым диким образом, надев на себя нечто наподобие испанского сапога во весь рост и потуже затянуть винтики, ну, и так далее), до безобразия мнительное и вечно сомневающееся, в первую очередь, в себе.
И все-таки, почему другие полагают для себя вероятным (а в некоторых случаях непременным) говорить со мной, советоваться по важным вопросам, отдельно взятые личности почему-то сравнивают меня с «терминатором» или «танком». Смотрю на себя в зеркало – и где здесь могучая силушка? Недостаток веса – вижу, но ничего более.
Еще более отдельно взятые уникумы находят меня довольно привлекательной, чтобы склонять к плотской близости. В каком месте эта привлекательность, не понятно – бедра узкие, груди нет, отовсюду кости торчат, нечто называемое лицом далеко от классического понятия красоты, ну, разве что волосы длинные…. Ну, и в целом, хм-м, гармоничные пропорции То есть ничего неестественно длинного или короткого не имеется. Уже неплохо Ну, и серьезный намек на талию….
Но самое скверное, что никуда не денешь – это мой поганый характер. То ли в качестве защитного средства (версия, предложенная Наташей), то ли врожденное искривление мозга.
Собственный скептицизм потрясает воображение.
Это же надо же мне было так сподобиться, чтобы в один из самых романтичных моментов, когда чрезвычайно галантный и удивительно терпеливый джентльмен целых пять часов «издалека», и еще три – вблизи обхаживал мою персону, вел себя с повышенной… э-э, как бы это обозвать… нежностью, что ли, говорил комплименты и приятные вещи, целовал меня в шейку, плечики, пальчики, ушки, щечки и носик…, а я в этот самый момент представила себе, что со стороны очень даже живописно воспроизвожу картину Сурикова про Стеньку Разина в лодке. Ну, не дура ли? Дура и еще какая. Бывший жених, правда, еще дольше мучился – месяцев восемь примерно по такому же плану и практически с тем же результатом. Так и теперь:
- Ты почему меня целовать не хочешь?
- Не хочу – и все.
- Почему?
- Ну-у… совесть потом по ночам мучить будет. С топором являться.
- По крайней мере, этой ночью она не явится.
- Все равно.
И что с этим делать? Жить. Но с трудом. И хихикая.